в году солнце жарко светит, а в Петербурге наоборот — вечная сырость и болезни на этот срок, кроме короткого лета, и то дождливого. Оттого и болота кругом…
— И не говори, брат — мне казалось, что там дышится намного легче, чем в Москве, но тут вообще настоящий «Парадиз». Жаль, вина нет — везде виноградника, но турки запрещали его ставить. Что было в городах, давно выпили — войско то большое. Одна водка хлебная и осталась, да вода с уксусом.
— Это дело поправимое, Петер — я ведь не пустые галеры привел, в их трюмах вино в бочках, а также ракия и цуйка, и даже коньяк — я его «Белым Аистом» нарек, в память о прошлом моем, — Стефан ухмыльнулся, коньячный спирт вовсю делали, грех было не воспользоваться моментом. Причем, у него самого в собственности виноградники обширные имелись — вот и появились первые «торговые марки» в этом мире.
— И провиант всяческий, зерно и кукуруза, и табак, и всякое другое — рыба копченая есть с мясом, сало, солонина, крупа. Знал, что Крым ты под свою руку взял, вот и заторопился, как османскую армию окончательно уничтожили, и сами за Дунай пошли.
— Ведаю о виктории славной, что подобно Рымникской. Но турецкие галеры у тебя откуда взялись? Ты под Исакчой семь захватил, отписал мне, а тут вдвое больше в Ахтиарскую бухту привел.
— Так пять новых на абордаж запорожцы взяли, и мне отдали в оплату за провиант, порох и свинец — откупились. Да четыре штуки отремонтировали, одну правда, уже потеряли — сгорела по недомыслию. Так что ровно полтора десятка галер, да в Килии две османских шебеки стоят, и палубных тартан с полудюжину — те сами недавно построили, как канонерские лодки хороши. По десятку пушек в шесть и четыре фунта ставим — в Дунай хода туркам не должно быть. Мы ведь еще шанцы по «рукавам» гирла на обоих берегах возвели, да и у казаков флотилия большая.
При упоминании запорожцев царь поморщился — он терпел Дунайскую Сечь, но не больше, и Стефан мгновенно заметив недовольство, пусть и молчаливое, моментально сменил тему:
— Да и у тебя я смотрю, эскадра чуть ли не вдвое больше стала. Тут два десятка двухпалубных кораблей, и половина явно турецких. Откуда взялись?
— То Мишка Голицын учудил, — фыркнул Петр, однако в голосе гнева не слышалось, а полное удовлетворение — царь выглядел как обожравшийся сметаной кот со своими усами, даже ухмыльнулся:
— Диспозицию нарушил и не стал через соляные промыслы в Крым перебираться, а по Арабатской стрелке пошел прямо на Кафу, которой и овладел. И на Керчь отряд сильный отправил, захватил городок с налета, однако османы крепость Еникале за собой все же удержали. А так как эскадра капудан-паши в Азовское море вошла, причем отправив почти все галеры на Дунай, то Голицын велен суда разные в проливе Боспорском затопить, а на берегу и острове Тузла шанцы возвел и пушки поставил. И чин генерал-аншефа за то дело я ему и пожаловал!
— Молодец, вовремя сообразил — мышеловка и захлопнулась, — Стефан восхищенно хлопнул ладонями. Пойти наперекор диспозиции и царскому приказу немалое мужество иметь нужно — инициативные и решительные военачальники у царя Петра имелись, и в «черном теле» он их явно не держал, судя по производству в чин.
— Да еще в крепость подземную трубу, по которой вода текла, перекопали, и ручей отвели. Турки жажду испытывать стали, и тут капудан-паша со своими кораблями подошел — восемнадцать вымпелов, да полдюжины галер, и мелких судов два десятка. Вот их там и встретили огнем — два корабля на мели сели, и были на абордаж взяты, а три малых судна потоплены. Эскадра капудан-паши отошла к старой крепостице Темрюк, там и встала на якоря, водой решили запастись. Вот тут наш флот подошел, и вице-адмирал Крюйс атаковал османов решительно, пока половина команд на берег сошла. И викторию славную одержал — почитай все корабли на абордаж взяли, кроме трех, что разрушили бомбами и потопили. А паша в Еникале как узнал о пленении флота османского, сразу крепость сдал, и на кубанскую сторону перебрался, оговорив, что отпустим его без оружия и знамен. И крепость Тамань османы оставили, бросив все и удрали, и Темрюк так же. Теперь пролив Боспорский по обе стороны наш!
— Однако, — только и произнес Стефан — победа была удивительной, видимо туки были ошеломлены внезапными нападениями и поражениями, которые потерпели в Крыму. Вот в страх и растерянность пришли, оттого «конфузия» такая приключилась.
— Молодцы они у тебя, Петер, ленту кавалерскую заслужили за доблесть воинскую и предвидение полководческое!
— Они и стали, сам знаки Андреевские Голицыну и Крюйсу дал — заслужили, что тут скажешь. Еще решил орден святого князя Александра Невского учредить, о котором ты мне говорил. По примеру ордена молдавского из пяти степеней также будет.
— Это правильно, Петер, медалями награждать нужно, но и ордена для офицеров и солдат необходимы, чтобы рвение в службе проявляли.
— А теперь ты хвались — Меншиков такую реляцию прислал, что я поверить прочитанным словам сразу не смог. Ведь армию визиря пленили в лагере, уничтожив половину оной!
— Победа славная, что и говорить, и у тебя достигнута, и у нас. Вот только плодами викторий нужно воспользоваться разумно. Ошибемся — многое потеряем в будущем, примем верное решение сейчас — державы наши процветание на многие века получат!
Стефан внимательно посмотрел на царя — тот моментально стал серьезным. И негромко произнес:
— Говори, Штефан, что ты удумал…
***
Первый император недаром назван «Великим» по своим делам — как достижениям, так и ошибкам, которые у него тоже были значимыми…
Глава 42
— Да, такого кунштюка не ожидал, но что делать — смертен человек, причем порой внезапно смертен. Раз история изменилась, то и судьбам людским изменится положено, — Стефан еще раз прочитал несколько оглушившую его новость. Неожиданное известие, скажем так — в Крыму при родах скончалась супруга русского царя, его «свет-зазнобушка» Катерина Скавронская, которая теперь не станет править после смерти своего мужа, которого в конце жизни наделит увесистыми «рогами». И ведь Петр все прекрасно понимал, что нет смешнее властителя огромной страны, превратившегося в обманутого женой мужа. Причем что постыднее — ее «галантам» станет секретарь Вильям Монс, брат многолетней любовницы Петра Анны Монс, которая предала его гораздо раньше, спутавшись с прусским посланником.
Превратности судьбы-злодейки, с определенной закономерностью, что тут еще можно сказать!
Нечаянная смерть мачехи, которая сама яростно желала гибели царевича, надеясь родить Петру наследника престола, несказанно обрадовала Алексея. Хотя на людях постоянно показывал удрученность — за последний год, узнавший о своей злосчастной судьбе, парень словно постарел. И поглядев на него, Стефан сделал вывод — теперь это будет достойный правитель, куда лучше, чем многие из тех, кто восседал на престоле Российской империи. Он словно выгорел изнутри, как краска на металле, и без того скрытный, теперь стал расчетливым. И не просто примирился со своей супругой, нет, вступил с ней в крепкий политический союз, найдя в Шарлотте друга и напарника. Так что, оставалось только надеяться, что эта пара будет достойными правителями великой страны.
— Аут бене, аут нихиль, — негромко произнес царевич вторую часть латинского высказывания, и Стефан кивнул — действительно, говорить нечего. Да и рискованно — царь в полной силе, и главное, чтобы не впал в расстройство — по сообщениям конфидентов Петр Алексеевич находился то в депрессии, но это было с ним крайне редко, но чаще в лихорадочной деятельности, готовясь к походу на Константинополь.
— Если видишь, что правильные действия не дадут выигрыша, то нужно рисковать, и поступать пусть даже в ущерб себе, но переломить ситуацию. Раньше я считал, еще год тому назад, что нужно заключить мир с турками, и за время передышки провести все нужные реформы. Но после наших общих побед в Крыму и под Гирсово понял, что турок надо добивать, и сделать это прежде, чем они подготовят новую армию. Не дать им на это время, наоборот, полностью использовать то преимущество, которое получили.
Стефан прошелся по кабинету, посмотрел в окно — весна стремительно наступала, и пора было выезжать к армии, что готовилась к переходу через Родопские горы, благо прошлой осенью, благодаря
